Огненная дева - Страница 94

Лиана опять лежала на кушетке в будуаре, голубая обивка которого прихотливыми складками спускалась над ее головой. Того, что она пережила и выстрадала с той минуты, как в первый раз переступила порог этого маленького голубого будуара, было бы довольно на целую человеческую жизнь, а ей пришлось испытать это в несколько месяцев. А между тем нельзя было уничтожить ни одного звена из цепи обстоятельств, воспламенивших двух сначала равнодушных друг к другу, а под конец так быстро сблизившихся людей. Лиана еще не могла свободно и без опасения заглядывать в прошлое, не зная, что произошло после того, как она, падая в обморок, видела гофмаршала, дерзко и надменно стоявшего против Майнау то с угрозой, то с насмешкой на устах… Эта картина так глубоко врезалась в ее память, что и в горячечном бреду преследовала ее и не давала ей покоя, подобно тем неотвязчивым жасминным духам, которыми по временам точно обрызгивала ее невидимая рука насмешливо посматривавшей на нее из-под тяжелых атласных складок «сотканной из кружев души» покойницы.

Ульрика сидела возле нее, когда вошла Лен и принесла корзинку винограда, собственноручно срезанного для дам Майнау.

– Это со шпалерника, исключительно принадлежавшего гофмаршалу, – сказала она. – Это лучший виноград из всего сада; самые лучшие гроздья он всегда посылал герцогине, а остальные продавал за большие деньги, даже маленькому барону Лео не давал ни одной ягодки!

Очевидно, Майнау предупредил ее: она так свободно сообщала о прежних обыкновениях, как до сих пор не смела даже подумать.

– Когда уехал старый барон из Шенверта? – спросила Лиана, не оборачиваясь.

– На другой же день, баронесса. Он ночью вышел из колоннады, где мы все еще продолжали стоять. Таким злым я еще никогда в жизни не видала его, ну да я знала, что было этому причиной. «Что вы все собрались тут и подслушиваете! – крикнул он. – Смотрите-ка, да их здесь целая компания! Ступай к его преподобию и скажи, что я убедительно прошу его прийти ко мне в спальню», – приказал он, обратясь к Антону. Последний как привидение приблизился к нему, а мы разбежались в разные стороны. «Ну, что там?» – крикнул он Антону, а тот и рассказал ему все, что случилось, и добавил, что не может просить придворного священника, потому что он давно уже убежал неизвестно куда. Я стояла за лестницей и все видела и слышала, и выражение его лица, мне кажется, я никогда не забуду. Антон должен был помочь ему взойти на лестницу. Спать он совсем не ложился, но всю ночь укладывался. Раза два отворял дверь к священнику и заглядывал в темную комнату, думая, что этот, с бритой головой, непременно там… На другое утро, ровно в семь часов, он выехал за ворота Шенвертского замка.

– Жалкий субъект этот гофмаршал, – сказала Ульрика в то время, как Лен понесла остальной виноград к Лео на усыпанную гравием площадку, где тот катался на своих козликах, исполняя должность кучера, а Габриель сидел в экипаже. – Он даже не простился со своим внуком, кажется, просто забыл о нем… Через несколько дней после отъезда он напомнил о себе, прислав адвоката, чтобы получить третью часть наследства дяди Гизберта… Шенверт будет продан. Раз выехавши из него, Майнау никогда уже не захочет возвратиться сюда. При одном виде пруда он приходит в страшное волнение… Во Францию он тоже не поедет теперь, потому что хочет по возможности сам управлять своими имениями, но впоследствии побывает там непременно… Знаешь ли, душа моя, где в этом году зажжется для тебя елка? В белом зале Рюдисдорфского замка, на том самом месте, где зажигал ее для нас покойный папа.

Майнау нанял у кредиторов на несколько лет замок и парк, там ты должна совершенно оправиться. Я поеду отсюда прежде вас, чтобы все приготовить к вашей встрече. Новая мебель уже заказана… Магнус пишет, что Лена, как сумасшедшая носится по замку и не помнит себя от радости, что возвращается «знатное» время… Мама, разумеется, не будет жить с нами. Она так же счастлива, как и Лена, потому что Майнау предложил ей выбрать между Рюдисдорфом и продолжительным пребыванием в Дрездене, конечно, за его счет. Понятно, что она ни минуты не колебалась и останется в Рюдисдорфе только для того, чтобы прилично встретить и приветствовать тебя и твоего мужа, а вслед за тем проникнет, как она пишет мне, луч счастья в одинокую жизнь безвинно страждущей женщины… ну, это, положим, зависит от взгляда на вещи, дитя… Лен едет с нами. Майнау хочет, чтобы она была постоянно при тебе, так как это безукоризненно честная женщина. Ему не хочется также разлучать ее с Габриелем, который еще некоторое время будет пользоваться отличными уроками наставника, а потом он, как молодой барон фон Майнау, отправится в Дюссельдорф, чтобы развить и усовершенствовать свой замечательный художественный талант. Твой спаситель, егерь Даммер, назначен главным лесничим в Волькерсгаузен и через два месяца привезет туда свою маленькую, храбрую молодую жену… Вот почти и все, что я должна была передать тебе по желанию твоего супруга; он радуется, что устроил все согласно с твоими желаниями… Знаешь, душечка, я не из числа слишком чувствительных душ, но готова воспевать благодарственный гимн, видя, как любят мою любимицу. А что ты скажешь на это, что я, графиня фон Трахенберг, наняла у кредиторов хозяйственное здание Рюдисдорфского замка, чтобы устроить в нем цветочную фабрику на широких началах? Майнау вполне одобряет мое намерение и дает мне, конечно заимообразно, основной капитал на обзаведение и надеется вместе со мною, что деятельностью и трудом мне удастся постепенно выкупить то, что тщеславие и расточительность подвергли секвестру. Подкрепи меня, Господи, в этом деле!